Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы - Страница 10

Дверца шкафа мгновенно утонула в стене, обнаруживая содержимое: подвешенные на крюках обезноженные тушки десятиножек. Хозяйка сняла одну из них с подвески, перенесла на металлический стол, вынула из шкафа ножовку и прочий хирургический инструментарий и принялась за разделку.

Чтобы разобраться в анатомическом устройстве десятиножек, Лейн придвинулся поближе, но хозяйка жестами погнала его в душ. Снимая оболочку скафандра и дойдя до пояса с кинжалом в ножнах, землянин заколебался было, но — из опасения обидеть хозяйку подозрительностью — махнул рукой и повесил в шкаф ремень вместе со скафандром. Остальную же одежду снимать пока не стал, поскольку еще до душа хотел познакомиться с анатомией десятиножки. Душ может и немного обождать.

Несмотря на паучью наружность, десятиножка оказалась вовсе не насекомым. Во всяком случае, не в земном смысле. Но и не позвоночным. Гладкая безволосая шкура животного пестрела пигментными пятнами, точно человеческая кожа веснушками. И хотя тварь обладала внутренним скелетом, хребет напрочь отсутствовал. Тонкие ребра, начинаясь от хрящевого воротничка у основания головы, образовывали почти сферическую грудную клетку и практически смыкались в нижней части туловища. Внутри клетки открылись мешочки легких, довольно крупное сердце и нечто, напоминающее печень и почки. В отличие от земных млекопитающих, из сердца которых выходят две артерии, у сердца десятиножки их было целых три. При столь поверхностном осмотре Лейн, конечно, ни в чем не мог быть уверен твердо, но все же ему показалось, что третья напоминает спинную аорту земных рептилий, несущую одновременно и чистую, и отработанную кровь.

Обнаружились и более удивительные вещи — Лейн не усмотрел среди органов никаких следов пищеварительного тракта. Ни кишечника, ни анального отверстия — разве что принять за кишечник продолговатый мешочек в центре шаровидного тельца, выбегавший прямо из глотки. И никаких признаков органов размножения, хотя кто знает, как они должны выглядеть?

Длинный трубчатый язык, разрезанный хозяйкой вдоль, как и предполагалось, скрывал канальчик, переходящий у основания языка в небольшой пузырь — очевидно, часть экскреторной системы животного.

Лейн продолжал гадать, каков же механизм, помогающий животному выдерживать резкий перепад между давлением в трубе и атмосферным. По зрелом размышлении решил, что ответ могут подсказать и земные киты, без всякого ущерба для здоровья ныряющие на полмили и глубже.

Хозяйка уставилась на землянина очаровательными округлыми глазками, мелодично хихикнула, запустила руку в раскроенный череп и извлекла оттуда крохотный мозг.

— Гауяйми, — медленно и отчетливо произнесла она. Затем поднесла пальчик поочередно к своему виску и виску Лейна и повторила дважды: — Гауяйми.

Вторя ей, Лейн указал на собственную голову:

— Гауяйми. Мозг.

— Мосг, — повторила марсианка и прыснула со смеху. Затем продолжила урок, называя те части тела десятиножки, которые соответствовали ее собственным. Закончив с органами, перешла к предметам обстановки. К тому моменту когда хозяйка заканчивала приготовление трапезы — она пожарила мясо и сварила с добавлением неких экзотических приправ зонтичную ботву, — они успели обменяться минимум четырьмя десятками слов. Спустя всего час Лейн сумел припомнить не больше половины.

Оставалось еще одно слово, которое следовало узнать и запомнить. Землянин ткнул пальцем себе в грудь и представился:

— Лейн.

Затем указал на собеседницу и состроил вопросительную гримасу.

— Майршийя, — ответила та.

— Марсия? — изумился Лейн. Хозяйка поправила, но землянин был так поражен сходством звучания имени с названием планеты, что и впоследствии называл ее только так, как услышалось впервые. И она вскоре оставила всякие попытки его переучить.

Марсия вымыла руки сама и поднесла чашу с чистой водой гостю. Лейн воспользовался предоставленным ему мылом и полотенцем, затем отправился к столу. Хозяйка ждала стоя. На столе дымился в большой чаше густой жирный суп, стояло блюдо с жареными мозгами, миска с салатом из отваренной листвы и каких-то неведомых овощей, тарелка с мясистыми темными ребрышками десятиножки, крутые странноватого вида яйца и горка крохотных булочек.

Марсия жестом пригласила за стол. Очевидно, этикет не позволял ей сесть самой прежде гостя. Но, пройдя мимо отведенного ему места, Лейн миновал хозяйку, взялся за спинку ее стула и усадил, слегка надавив свободной рукой на плечо. Марсия обратила к нему сияющее личико. Мех волос, скользнув в сторону, приоткрыл ушко — узкое и почти без мочки. Лейн едва обратил на эту деталь внимание, настолько захватило сложное чувство — смесь брезгливости и восторга, — порожденное прикосновением. И причиной волнению было даже не собственно прикосновение к коже хозяйки, нежной и бархатистой на ощупь, как у младенца, а пронзившая Лейна мысль, что он таки решился на это.

Отчасти все эти переживания от неестественной ее наготы, рассудил землянин, усаживаясь на свое место за столом. Наготы, обнаруживающей не так называемый срам, а полное отсутствие оного. Ни грудей, ни сосков, ни пупка, ни складок или, напротив, выпуклостей на лобке. Подобная телесная невинность представлялась Лейну чем-то совершенно нелепым, неправдоподобным, попросту невозможным. Постыдно не иметь ничего постыдного, подумал он, и мысль эта, показавшись ему самому чересчур эксцентричной, даже повергла в смущение — Лейн покраснел.

Не замечая переживаний гостя, Марсия наполнила его стакан темной жидкостью из высокой бутылки. Лейн пригубил. Напиток оказался вином, и неожиданно изысканным для Марса — на уровне вполне приличных земных.