Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы - Страница 18

Возможно, Марсию просто допекло одиночество, решил Лейн, и она приняла его общество за неимением более достойного. А может статься, согласно этическим нормам, куда более строгим, чем земные, Марсия просто не могла допустить гибели разумного существа, пусть это, по ее представлениям, и необузданный кровожадный дикарь.

Впрочем, возможно, она имела на него и другие виды — держать в плену, например.

Марсия между тем свое графическое повествование продолжала. От боли в раненой ноге она потеряла сознание, а очнувшись, обнаружила, что начинает приходить в себя и кровожадная тварь. Снова пустив в ход оружие, Марсия на этот раз прикончила ее.

Вот еще кроха полезной информации, отметил Лейн. Их оружие может поражать с различной силой.

Затем, продолжая оставаться на грани между жизнью и смертью, Марсия все же нашла в себе силы доползти до аптечки и проделать с грехом пополам необходимые лечебные процедуры. Через день-другой она уже встала на ноги, шрамы стали затягиваться, осталась лишь легкая хромота.

Во всем они далеко опередили нас, подумал землянин. Судя по рассказу, Марсия сумела в кратчайшее время срастить разорванные мышцы.

Далее она поведала, что регенерация тканей потребовала от организма большого количества энергии и почти все время лечения ей пришлось проводить либо в режиме усиленного питания, либо в спячке. Ничего удивительного: процессы заживления и при обычных темпах протекания требуют немалых энергетических затрат.

За время выздоровления Марсии тела погибших друзей и убитого животного начали разлагаться — новая для нее забота. Преодолев чувства, она расчленила трупы и отправила их в мусоросжигатель.

Рассказывая об этом, Марсия не сумела сдержаться и расплакалась снова.

Лейна интересовало, почему Марсия не захоронила тела коллег, но расспрашивать он не стал. Может быть, таков обычай ее народа — сжигать усопших, но более вероятной причиной землянину представлялась необходимость замести все следы пребывания на Марсе до прилета экспедиции с Земли.

Вместо этого Лейн спросил, вернее, изобразил вопрос, как удалось зверю прорваться в помещение через, казалось бы, непреодолимые ворота бокового туннеля. Утерев слезы, Марсия объяснила, что наглухо ворота запирались лишь днем, когда десятиножки бодрствовали, либо когда она и ее коллеги сами ложились отдыхать. А когда стряслась беда, одной из ученых как раз пришла очередь отправиться в инкубатор за свежими яйцами. И, как Марсия полагает, та оставила дверь приоткрытой. Разумеется, она же сама первой и погибла, прямо на месте. Когда, перебив спящую колонию, зверь помчался по туннелю, его внимание привлек свет из бокового хода. Остальное уже известно.

А почему, энергично жестикулировал Лейн, сбежавший самец ночью не спал, как все прочие десятиножки? Тот, которого они наблюдали в клетке, вроде бы соблюдал общее биологическое расписание. Да и беспечность мирно спящих стражей королевы-матки как будто свидетельствовала о безопасности колонии в ночные часы.

Увы, это не так, объяснила Марсия. Самец, сбежавший из заключения, не подчинен никаким законам, кроме собственной усталости. Лишь умаявшись от беспрерывных убийств и пожирания жертв, он засыпает в изнеможении. А биологические часы не властны над ним. Передохнув, он возобновляет свой кровавый рейд по трубам до следующего привала.

Это вполне объясняет встреченный им по пути участок трубы с увядшими зонтиками, подумал Лейн. А соседняя колония, проникнув в опустошенную зону, немедленно занялась восстановлением. Для этого и понадобился ей огород с новой зонтичной рассадой.

Как же это угораздило меня и моих спутников, дивился Лейн, за шесть дней ни разу не заметить выходящих на поверхность десятиножек? Каждая колония имеет по меньшей мере один выход со шлюзом, а отсюда до базы разместится в трубах добрых пятнадцать колоний. Возможно, разгадка в том, что десятиножки-огородники выбирались наружу крайне редко. Как Лейн теперь припоминал, ни он, ни остальные не обнаружили на листьях-зонтиках никаких дыр или иных повреждений. Сейчас-то он понимал, что это означало: последний урожай собран уже давно, и растительность созрела для очередной жатвы. Если бы довелось отложить отправку вездеходов на день-другой, они наверняка заметили бы десятиножек-сборщиков за работой. И все могло бы повернуться иначе.

У Лейна были к Марсии и иные вопросы. Относительно корабля, которому предстояло забрать ученых на Ганимед, например. Спрятан ли он где-либо снаружи, или они ожидали его прилета? Если за ними высылался челнок, то как поддерживалась связь с базой на Ганимеде? По радио? Или каким-либо иным, неведомым землянам способом?

Голубые шары! — мелькнула мысль. — Не они ли средство передачи сообщений?

Но ни о чем более подумать Лейн уже не успел — внезапно его сморила накопившаяся за последние сутки усталость. Землянин уснул, как выключился. Последней запомнилась улыбка склонившейся над изголовьем Марсии.

Когда же Лейн проснулся, точнее, с трудом продрал глаза, спина затекла, а во рту было сухо, как в марсианской пустыне. Он приподнялся на жесткой койке как раз вовремя, чтобы заметить Марсию, возвращавшуюся с корзинкой яиц из очередного похода в инкубатор. Лейн сдавленно замычал, как от зубной боли, — это означало, что он проспал полные марсианские сутки.

Шатаясь и путаясь в собственных ногах, доковылял он до душевой. Горячая вода освежила тело и прояснила мысли. Когда же выбрался из-под душа, завтрак уже дымился на столе. Марсия снова провела церемонию причастия, и они приступили к трапезе. Лейн с тоской вспомнил свой обычный утренний кофе. Горячий суп был неплох, но заменить кофе все же не мог. Зато каша из каких-то консервов, на вкус почти фруктовых, пробудила окончательно — в ее состав, видимо, входили тонизирующие вещества.